Вы здесь:   Главная / Актуальная публицистика /

Информационно-аналитический портал "Советская Россия" www.rednews.ru

13 (12058) четверг, 1 февраля 2001 года

Сегодня девять дней, как ушел от нас Вадим Кожинов

РОССИЯ БЫЛА ЕГО ЛЮБОВЬЮ, А ОН - ГОРДОСТЬЮ РОССИИ Памятные заметки к портрету выдающегося мыслителя, подвижника, патриота

Я знаю: если Бог даст мне еще жить, буду много писать об этом замечательном человеке. Очень многое хочется сказать и о нем самом, и, особенно, о тех наблюдениях, идеях, открытиях, которых достиг он своими трудами, но которые, увы, для большинства соотечественников остаются неизвестными. Если перед нами действительно задача возрождения Отечества (не в опошленном ельцинским и ельцинистским употреблением смысле, а в подлинном, реальном!), то без Вадима Кожинова нам нельзя. Нужно знать его и опираться на него в борьбе за Родину и за самих себя! Как не вовремя оборвалась его мысль и выпало из рук перо, как некстати умолк голос, который мог бы и должен бы сказать нам столько необходимого о нашем прошлом, настоящем и будущем... Но он ведь столько успел сказать! И необходимо в этом сказанном хорошо разобраться, донести то, что многими еще не услышано, до наибольшего числа людей. Я буду писать о нем и о его книгах. На диктофонных кассетах остались записи разговоров с ним. А пока хотя бы краткие беглые заметки сквозь нестихающую боль утраты. На прощальной церемонии в Институте мировой литературы имени Горького, как и следовало ожидать, выступавшие с трудом искали то единственное слово, которое могло бы передать все многообразие этой необыкновенной личности. И не находили его. Директор института Феликс Феодосьевич Кузнецов, сказав, что Кожинов был крупнейшим ученым, тут же оговорился: но не только. "Он был публицистом, писателем, хотя предпочитал называть себя скромнее -- литератором, был историком, философом, мудрецом, подвижником...". Академик Игорь Ростиславович Шафаревич остановился на недооцененности заслуг этого уникального человека формальными знаками признания. Представить только, ни громких премий, ни орденов, и научная степень-то - всего лишь кандидат наук. Это, заметил академик, останется таким же историческим недоразумением, как тот факт, что в свое время Академия забаллотировала, не приняла в свои члены Менделеева. О разных гранях кожиновского таланта и кожиновской личности ярко говорили главный редактор журнала "Наш современник" Станислав Куняев и председатель Союза писателей России Валерий Ганичев, доктор филологических наук Петр Палиевский и главный редактор журнала "Москва" Леонид Бородин. Все правильно и все, наверное, недостаточно. Хотя кому-то, может, покажется избыточным Например, когда Куняев вспомнил некрасовское и произнес применительно к другу: "Плачь, русская земля! Но и гордись...". А самое главное, пожалуй, выразил при прощании попросивший слово читатель, которого представили просто по фамилии -- Авдеев. Говоря от имени всех кожиновских читателей, которые откроют январский номер "Нашего современника" и с радостью увидят там очередную его работу, а потом, в февральском номере, с горестным потрясением -- портрет в траурной рамке, он сказал: "Знамя патриотизма наклонилось. Умные и сильные, подхватите его!" * * * Вадим Валерианович Кожинов был умным человеком, а прежде всего в этом была его сила как патриота России. Великая, могучая, необоримая сила. И потому его так боялись враги. Но кто же были враги у него? Ведь выступавшие на траурном митинге, очень близко и хорошо его знавшие, утверждали, что в нем абсолютно не было злобы. Имея счастье общаться с ним в течение последних пятнадцати лет, могу твердо, уверенно сказать то же самое. Так откуда же тогда враги и кто они? Его враги -- это враги России. Если уж и не ненавидящие ее в полную меру своего существа, то существом этим не любящие. А он не раз повторял мне, что все люди в родной стране делятся по его восприятию на тех, для кого Россия -- наша страна, и тех, кто говорит о ней -- эта страна. Уже после его смерти, на следующий, кажется, день, вижу по телевизору группу людей из "Медиа-Моста", у которых был произведен обыск; и молодая смазливая женщина, юрисконсульт фирмы, говоря, видимо, от имени всех присутствующих своих сотоварищей, заявляет: "А ведь мы хотели, жить в этой стране, хотели в ней работать...". Ударило по сердцу. И с острой болью подумалось: как Вадима Валериановича ударило бы! При всем своем уме он был человек очень страстный, чрезвычайно эмоциональный. Когда же касалось самого главного -- страстный вдвойне и втройне. Может ли быть иначе, если оскорбительно затрагивается, скажем, честь Родины, которую ты всей душой любишь? Да и вообще, ведь любовь -- это чувство, то есть она есть эмоции по природе своей, "умственная любовь вряд ли возможна. Однако вот как я могу сформулировать соотношение эмоционального и рационального в нем, Вадиме Кожинове. Выдающийся ум, как и данный ему редкостный талант, этот человек всецело поставил на службу основному своему чувству -- любви к Родине. * * * Это в данном случае совсем не значит, что с помощью ума оправдывалось чувство. В его представлении такое чувство, как любовь к Родине, в оправдании не нуждается. С презрением (многократно это слышал!) вспоминалось им известное утверждение Окуджавы, будто чувство патриотизма естъ и у кошки. Или ставшая вдруг крылатой фраза про патриотизм -- последнее прибежище негодяев, мало того что несправедливо приписанная в авторстве Льву Толстому, но, главное, по смыслу истолкованная с точностью до наоборот. Он неустанно, как только появлялась возможность более или менее публичного выступления, старался восстановить для людей и справедливость, и верный смысл. Патриотизм в первую очередь для него самого не был чувством низменным, опущенным до кошачьего уровня, а, напротив, одним из самых высоких человеческих чувств, что он и старался всемерно разъяснять соотечественникам, многим из которых враги сумели-таки за последние года изрядно свихнуть головы и замутить сердца. Наиболее гнусное достижение "демократии" в России состоит именно в том, что многих людей убедили: Россию не за что любить и не надо любить. Впрочем, люди, не любившие свою страну, радовавшиеся при ее поражениях и огорчавшиеся ее победами, бывали и в другие времена. О них писал Пушкин. Это Вадим Валерианович напомнил мне в пушкинский год его строки, о которых сказал, что это, может быть, самое совершенное из всех политических стихотворений, когда-либо написанных на русском языке, и вместе с тем оно переросло всякую политику. В самом деле, посвящено тем, увы, русским людям, которые во время польского восстания 1830 - 1831 годов были на стороне Польши, а не России, но приближает нас к сегодняшнему дню, как заметил Кожинов, даже строчкой, в которой есть слово "вести". Ты просвещением свой разум осветил, Ты правды чистый лик увидел, Ты нежно чуждые народы возлюбил И мудро свой возненавидел. Когда безмолвная Варшава поднялась И ярым бунтом опьянела, И смертная борьба меж нами началась При клике: "Польска не згинела!" -- Ты руки потирал от наших неудач, С лукавым смехом слушал вести, Когда разбитые полки бежали вскачь И гибло знамя нашей чести. Когда ж Варшавы бунт раздавленный лежал во прахе, пламени и в дыме, -- Поникнул ты главой и горько возрыдал, Как жид о Иерусалиме. Обратите внимание, -- говорил Вадим Валерианович, -- тот, к кому поэт обращается, "руки потирал от наших неудач", Пушкин же не аплодирует, не потирает довольно руки, когда бунт Варшавы "раздавленный лежал", не ходит по головам поверженных, не торжествует. Он вообще не говорит о Польше дурного слова - лишь о трагической ситуации. Но Пушкина мучило то, что мучит многих из нас сегодня: есть немало сограждан, которые готовы служить какой угодно стране, какому угодно народу - только не своему. Чрезвычайно важный для нас урок! Неизжитая болезнь... * * * Эту болезнь он стремился лечить. Своими средствами, в чем помогали ему, конечно, огромные знания и колоссальная эрудиция. Многое получено им было еще в юности от Михаила Бахтина - великого мыслителя, волею судеб соединившего отечественную мысль XIX века с исканиями одаренного выпускника МГУ середины века ХХ. Многое этот недавний студент постигал сам в напряженнейшей интеллектуальной работе. Можно было представить, как это происходило, потому что постоянная сверхнапряженная работа продолжалась и тогда, когда я ближе познакомился с ним и стал бывать у него дома. В какое бы время ни приехал, предварительно договорившись, впечатление было такое, что он едва оторвался от срочного дела. Или в заваленном книгами, журналами, газетами кабинете, где всегда густо стоял табачный дым, или в своего рода гостиной, где он предпочитал принимать и разговаривать, -- тоже до потолка заставленной книжными стеллажами, в которых ориентировался он мгновенно, и осенненной двумя образами, видимо, ему особенно дорогими, Пушкина и Сергия Радонежского. Словом, это была квартира книжника. Но - книжника необыкновенного! Я знал, естественно, о блистательном его начале в 60-е годы как литературного критика и литературоведа. Читал и статьи о молодых поэтах, многих из которых, включая Николая Рубцова, заботливо ввел он в большую литературу, и острую полемику его читал, и прекрасную книгу о Тютчеве. Что же, вполне бы мог талантливо заявивший о себе литературовед и критик продолжать в том же русле, плодотворно разрабатывая освоенную уже ниву. Тем более что успехи здесь были очевидны, глубина разработки любимой нивы вызывала заслуженное читательское восхищение. Однако на дворе стояла "перестройка". Чисто литературные, казалось бы, вопросы все больше и стремительнее перемешивались, перекрещивались, сплетались с другими, куда более широкого и острого исторически-современного звучания. Вот когда в "Нашем современнике" появляется нашумевшая, как принято говорить, статья Вадима Кожинова "Правда и истина". О нашумевшем же романе Анатолия Рыбакова "Дети Арбата", но не только о нем. Это был необычный и поразивший многих взгляд на 1937 год, а в связи с ним и на другие этапные события недавней нашей истории. Взгляд, который позволил читателям увидеть вдруг очень многое в ином, совершенно непривычном свете и объяснить себе многое по-другому, гораздо глубже и основательнее, нежели объяснялось ранее. Как объяснялось да и теперь еще, увы, благодаря СМИ остается, может быть, в сознании большинства? Пришел злодей, садист, изверг Сталин и устроил кровавый 37-й. Кожинов сказал: дело не в Сталине. Есть закономерности, по которым развиваются все революции. Ну, хотя бы и та же Великая французская. Одна из закономерностей - в подзабытой формуле: революция пожирает своих детей. Когда маховик разрушения должен неизбежно остановиться и смениться нарастающим созиданием, сила инерции втягивает многих под колесо, прежде всего, тех, кто этот маховик раскручивал и не сумел вовремя остановиться, но нередко и ни к чему такому не причастных - тоже. А ожесточенность Гражданской войны, стихшая, но далеко еще не угасшая, оборачивается, как и во время коллективизации - "второй революции", новым всплеском жестокости. Была ли особая, какая-то патологическая жестокость лично у Сталина? Кожинов это опровергал. И опровергал убедительно - фактами. Например. Вот широко известна история любовных отношений киносценариста Алексея Каплера и сталинской дочери Светланы. Собственно, было так, что уже весьма опытный, изнуренный мужчина по существу развращал школьницу. Когда Сталину это стало известно, чего стоило ему, особенно учитывая кавказский темперамент, буквально в порошок стереть развратителя? Нет же. Правда, Каплер был отправлен в Воркуту, но работал там в клубе и достаточно скоро благополучно вернулся. -- А представление о том, будто Сталин лично отправлял в лагеря или на казнь сотни тысяч людей, вообще абсурдное, -- неоднократно говорил Вадим Валерианович, возвращаясь к острой теме. - Это же просто невозможно! Нет, все сложнее. Дух революционизма еще был силен в обществе и заставлял, скажем, такого записного "гуманиста", как Корней Чуковский, писать Сталину письмо с предложением о создании специальных лагерей для малолетних, куда, по его разумению, надо было отправлять школьников даже за шалости в классе. Вот вам реальность времени! * * * Историческую реальность он все более кропотливо, въедливо, скрупулезно восстанавливал. Через факты. В факте сосредоточено бывает очень многое, и он о многом говорит. Учителем своим в этом смысле считал замечательного советского философа Эвальда Ильенкова, с которым был дружен. По возрасту тот был старше, воевал, но для Кожинова стал товарищем и наставником одновременно. -- Мы все тогда, многие, питались от Ильенкова, -- повторял и повторял мне Вадим Валерианович, словно стараясь, чтобы имя учителя не было забыто, чтобы ему непременно воздано было по заслугам. Восхищавшая Кожинова безоглядная и бескорыстная щедрость Ильенкова, буквально разбрасывавшего рождавшиеся у него идеи, обернулась такой же щедростью Вадима Валериановича: среди "неформальных" учеников его - Сергей Кара-Мурза и Андрей Паршев, автор книги "Почему Россия не Америка". Но при всем этом сам он был строго пунктуален, когда у кого-то что-то заимствовал, обязательно ссылаясь в любом своем труде на источник, которому обязан фактом или мыслью. Иронически говорил об одном из тех, кто на идеях Ильенкова, но даже без упоминания его, составил себе имя в литературоведении. Смеялся: -- На днях ему Путин орден вручил, а надо бы этот орден Эвальду Васильевичу. Хотя, понятно, наградили не за литературоведение - за оголтелую поддержку Ельцина, "демократии", "реформ". Так ведь? Политика! И, похоже, ельцинская политика во многом продолжается... Вот ведь как получилось. Вроде бы всегда стоял Вадим Кожинов несколько в стороне от текущей политики, никогда и в партии не состоял, а в последние годы втянуло, можно сказать, с головой. Даже стал доверенным лицом Геннадия Зюганова на президентских выборах, чем искренне гордился. И выполнял эту обязанность с той же добросовестностью и увлеченностью, как делал все в своей жизни. Но почему же произошел у него такой поворот? Я был свидетелем, как этот поворот начинался. Во время "перестройки", когда идеологией и политикой бурлило все вокруг, стоило обратиться к нему с приглашением на редакционный "круглый стол", как он тотчас откликнулся. А потом - на диспут, организованный нами в одном из павильонов ВДНХ, на предложение побеседовать для газеты. Темы были уже далеко не узко литературоведческие! Это были темы прошлого, настоящего и будущего родной страны, но именно потому, я это совершенно четко чувствовал, он и шел так охотно на мои приглашения и предложения. Как мало кто другой, он едва ли не сразу, с первых шагов "перестройки", ощутил новую опасность, нависшую над Родиной и ее народом. И упрямо стал поперек. А когда появилась КПРФ - партия, возглавившая патриотическое движение в стране, он связал свои надежды с этой партией. Теперь еще чаще выступал на разного рода собраниях, дискуссиях, встречах, где речь шла о путях спасения России. Голос его звучал убежденно и убедительно! * * * Однако главным поприщем его деятельности по-прежнему оставался литературный труд - правда, обращенный теперь больше не к литературе, а к истории Отечества. В неразрывной связи с современностью. Одна из первых крупных его работ в этом плане была названа так: "История Руси и русского Слова. Современный взгляд". Здесь каждое из трех понятий, вынесенных в заголовок, важно. И все-таки исходным, ключевым он называл - современный взгляд. Поставленная им перед собой фундаментальная задача предполагала именно взгляд из современности на основные вехи истории России. С учетом всего, что накоплено современной наукой, современным знанием, и с целью дать своим современникам наиболее верное понимание прошлого во имя более глубокого осознания настоящего и точного движения к будущему. Ему давно стало ясно: России навязывают чуждый путь, на котором ничего хорошего для нее быть не может. И это он доказывал, обращаясь к истории, анализируя тысячелетние отношения Запада и России, показывая наглядно, насколько различны эти две цивилизации - наша и западная. Нет, он западную цивилизацию не принижал. Там, говорил он, есть свои успехи и ценности. Там, например, быт удобнее, комфортнее, ничего ведь не скажешь. Но почему так - тоже надо понимать, если сравнить, скажем, географически-климатические условия у нас и, с другой стороны, в Западной Европе, в Америке. Вообще, не будем говорить, кто лучше - Запад или Россия. Будем говорить иначе: мы - разные. И если Запад не хуже нас, то и мы ни в коем случае не хуже Запада! Таков ход его мысли, утверждаемый всеми работами последних лет и активно, мощно противостоящий унижению нашей страны и нашего народа, комплексу неполноценности, который продолжают упорно вдалбливать нашим людям. Вот вернемся к вопросу, есть ли за что любить Россию и гордиться ею. Он свои доводы излагал, казалось бы, очень просто - напоминая забытое или сознательно из памяти вытравливаемое, а с другой стороны - разбивая застарелые и новосозданные русофобские мифы, которые удалось внедрить в сознание людей. Напоминая и разбивая опять-таки фактами. Пример напоминания. Было более чем за тысячу лет три попытки крупнейших агрессоров покорить Европу и мир - татаро-монгольское нашествие, Наполеон, Гитлер. И все три захлебнулись в Руси - России - СССР. В нашей стране! То есть трижды мы спасли человечество. Разве здесь нечем гордиться? Пример разоблачения антироссийской и антисоветской мифологии. Самая расхожая выдумка, ставшая для многих чуть ли не аксиомой, об агрессивности нашей страны. Она, дескать, постоянно угрожала Западу. Помните знаменитое: "Русские идут!"? Кожинов утверждает, и это неопровержимо: никогда наша страна первой не нападала на Запад. Первым Запад всегда нападал. Недавно, когда мы готовили с ним последнюю нашу беседу "Пречистый лик Победы, опубликованную в новогоднем номере "Советской России", он мне напомнил: -- Известно, что Александр Невский в середине XIII века разбил Ливонский орден. Кстати, это были не только немцы. Это была католическая Европа, которая пришла, чтобы победить Россию. Причем, чтобы добить ее после татаро-монгольского нашествия, что было особенно подло. Однако мало кто помнит, что нападение Запада не Россию началось более чем на два столетия раньше. В 1018 году западное войско вторглось в пределы Руси. Возглавил это нападение польский князь (а с 1015-го - король) Болеслав Великий, и вошли в его войско немцы, венгры, а также враждебные Руси печенеги, с которыми он вступил в союз. Это войско захватило Киев, нанесло стране большой ущерб. И вот такие регулярные нападения продолжались в течение тысячелетия! Россия же приходила на Запад либо в порядке контрнаступления, как это было и в Великую Отечественную войну, либо на помощь, которую просили сами страны Запада. * * * Еще о мифах? Их много Вадим Валерианович разоблачил. Что черносотенцы - это антисемиты. Что Сталин - антисемит. Что русский народ - антисемит по природе своей. Об этом, последнем, он говорил с особенной болью. Ему вообще доставляла невыносимое страдание всякая клевета на родную страну и родной народ. Да разве можно обвинять его в плохом отношении к другим народам? Вспоминал Пушкина: "Слух обо мне пройдет по всей Руси великой, и назовет меня всяк сущий в ней язык..." То есть все живущие в России народы родными были для величайшего русского поэта, как и он родным стал для них. Или вот привычно повторяют: "Россия - тюрьма народов". -- Ладно, я соглашусь, -- говорил он, -- но только если Европу, а тем более Америку, назовут кладбищем народов. Где бриты, давшие название Великобритании? Где гасконцы во Франции? Где прусы в Германии, от которых, собственно, и Пруссия пошла? Нет их. Уничтожены! А у нас в России сбережен, сохранен даже самый маленький народ. И в голосе его опять слышалась гордость за Россию. Говорят: знание - сила. Его сила была действительно в основательном и дотошном знании, добывавшемся неустанным и самым добросовестным трудом. Если что-то он хотел достоверно выяснить, установить, то ни усилий, ни времени уже не жалел. Шел до конца. До Правды, до Истины. Зато и возразить ему, а тем более его оспорить, никто не мог. И никаких авторитетов, перед которыми он замолк бы или спасовал, не существовало. Один из запомнившихся тому примеров - отношение к А.И. Солженицыну. Когда в преддверии его 80-летия предложил я Вадиму Валериановичу побеседовать об этой фигуре, ставшей исторической, он сразу же согласился. А говорил в основном о невероятно завышенных цифрах жертв ГУЛАГа и Великой Отечественной войны, которыми Солженицын оперирует. И становилась абсолютно очевидной разница тенденциозно-публицистического, недобросовестно-легковесного подхода к цифрам с одной стороны и углубленно-тщательного, досконального, подлинно научного - с другой. Кожинов всех лучших современных демографов и социологов обстоятельно с этой точки зрения изучил! И сам стал, можно сказать, весьма авторитетным демографом и социологом. * * * О Солженицыне упомяну вот еще в связи с какой темой. На похоронах Вадима Валериановича многие говорили о широте его души и удивительной открытости. А можно ли то же самое - об Александре Исаевиче? Номер телефона, который помогает связаться с Солженицыным, мне дал как раз Кожинов. И, довольно сложным путем, удалось-таки передать перед солженицынским 80-летием письмо ему с просьбой встретиться и ответить на вопросы читателей "Правды" и "Советской России". Но встречи не состоялось. Через некоторое время Александр Исаевич позвонил и сказал, что интервью он вообще не дает, а тем более к этим газетам у него есть претензии. Что ж, как говорится, хозяин - барин. Однако трудно преодолеть ощущение, что солженицынский уход от интервью "нежеланным" газетам - это и свидетельство его слабости, неготовности и неспособности ответить на ряд острых вопросов, которые волнуют людей в связи с его личностью. Сам, думаю, чувствует это. А вот Кожинов готов был вступать в диалог с любым оппонентом, с любой аудиторией. Это не значило, разумеется, что он считал себя специалистом по всем проблемам. Моей бывшей однокурснице по факультету журналистики, беседуя о Пушкине, прямо сказал, когда она предложила порассуждать на тему "Пушкин и религия": "Нет, тут я не специалист. По этому вопросу обратитесь к моему другу Палиевскому". Однако если дело касалось насущных вопросов жизни народа и страны, которые больше всего волновали его, он готов был немедленно пойти на самый острый публичный диспут. Как в бой. И до победы. Был случай (увы, чуть ли не единственный!), когда "для плюрализма" пригласили его на телевидение. Любимов из "Взгляда" вел тогда на первом канале передачу, которая называлась, кажется, "Один на один". Оппонентом Кожинову был выдвинут "демократ" Нуйкин. Боже мой, что от того Нуйкина осталось! Жалчайший имел вид. Лепетал нечто совершенно невразумительное. Против кожиновских неопровержимых аргументов ему просто нечего было сказать. Разве не понятно после этого, почему Кожинова не допускали и не допускают на телеэкран? Но вдумайтесь, насколько ненормально это! Крупнейший мыслитель России не имеет возможности высказать свои мысли на телевидении России. И это называется свобода слова? Между тем интеллектуальная мошкара, которая ему и в подметки не годится, мельтешит на экране с утра до вечера. В их представлении покушение на свободу - если вдруг не будет Шендеровича или Киселева, Сванидзе или какой-нибудь Сорокиной. А если Кожинова нет - такое с их свободой слова согласуется вполне. Стыд и позор! * * * Да, стыд и позор для нынешней власти, для нынешнего общества, что такая личность, как Вадим Кожинов, и все свершенное им остаются для России почти неизвестными. Конечно, за последние годы ему все-таки удалось издать немало книг. Назову некоторые: уже упомянутая "История Руси и русского Слова", "Судьба России", "Великое творчество, Великая Победа", "Победы и беды России", двухтомник "Россия. Век ХХ". Все они и другие кожиновские книги расходились мгновенно. Достаточно часто печатался он также в патриотических газетах и журналах. Однако давайте прямо скажем: велики ли тиражи всех этих изданий, даже вместе взятых? Что такое десятки или сотни тысяч для многомиллионной страны? И до каких же пор телевидение, радио будут закрыты перед талантливыми мыслителями и писателями патриотического направления? Я уж не удивляюсь, что при прощании с классиком русской литературы Леонидом Леоновым, или с Космонавтом Два Германом Титовым, или теперь вот с Вадимом Кожиновым не звучит соболезнование президента страны. Какое там, даже министр культуры не соизволил прислать телеграмму! Действительно, не эстрадный же актер скончался и не попсовая дива ушла. Я не удивляюсь. Но, если вдуматься, скверное это "неудивление", очень плоха привычка. Сам-то он, Вадим Валерианович, и при жизни не придавал особого значения подобным знакам внимания, а теперь ему и подавно все равно. Ну а нам? России? Скажу так: Россия опять в полной мере станет сама собой лишь тогда, когда ей вернут и во всей полноте откроют мыслителей, подвижников, героев масштаба Вадима Кожинова. Его личности, его таланта и мысли. С такого масштаба честной патриотической мыслью мы все только и сможем по-настоящему вернуть себе утраченное национальное достоинство.

Виктор КОЖЕМЯКО.

Вы здесь:   Главная / Актуальная публицистика / Девять дней без Вадима Кожинова

Новости библиотеки e-mail: