Author: Игорь Лавленцев
Title: ПАМЯТИ ВАДИМА КОЖИНОВА
No: 3(54)
Date: 13-03-2001

     
     Умер Вадим Валерианович Кожинов.
     В последний год его жизни имя его вновь, как некогда, возникло на страницах не только традиционно ориентированных изданий, относимых по условной шкале к патриотическим, одной из нравственных и интеллектуальных характеристик которых и являлось его творчество. Имя Вадима Кожинова выкрикнули и те, кто злонамеренно и планомерно пытался выхолащивать, а вслед и уничижать само понятие патриотизма, представляя его наряду с десятью заповедями неким психогенным симптомом, куда более мерзким, чем все комплексы лелеемого Фрейда.
     О нем заговорили, словно предчувствуя тревожным чутьем скорый уход этой несомненно знаковой, особняковой величины русской культуры конца ХХ века. Даже в цинично бесстрастном пространстве виртуальных интерсетей, словно по прихоти мистической закономерности, неоднократно высветилось слово — КОЖИНОВ, сопровождаемое еще при жизни (при нынешней жизни!) определением — ВЫДАЮЩИЙСЯ РУССКИЙ ПИСАТЕЛЬ И ЛИТЕРАТУРОВЕД.
     Сейчас может возникнуть иллюзия попытки пересилить добрую местную традицию любви к пророкам отечества своего сразу после их кончины. Пустое. И, конечно же, не совершилось никакой мистики. Просто старатели общественных воззрений в очередной раз сменили позу, прогибаясь под рост и темперамент новой власти. И поскольку предыдущие пристрастия были чересчур нетрадиционными, обратное движение несколько приблизило все к своему естественному положению. Потому и премию дали немодно настоящему Валентину Распутину и вновь возникла (или была сымитирована) нужда в советах строптивого старца Солженицына.
     Немного утешает то, что вышеозначенная (едва обозначенная) возвратная тенденция лишний раз подтверждает естественность, истинность личности и творчества Вадима Кожинова. Впрочем, то и другое, как всякое естественное и истинное, не нуждается в подтверждении, но требует осознания.
     Как и прежде, расточатся, яко исчезает дым, да исчезнут, яко тает воск от лица огня, да погибнут насаждаемые кумиры, новые воплощения новопровозглашенной интеллигенции, толкователи и заступники извечных пороков. А с ними, Бог даст, и сами известные знающим неустанные ваятели големов и гомункулусов.
     Вадим Кожинов останется среди допущенных остаться надолго. Ибо отныне даже он сам не в силах поменять ни слова из сказанного и написанного им. Ибо отныне литературовед, историк, писатель Вадим Кожинов сам является предметом изучения истории русской литературы. Ибо отныне книги его становятся не дополнением, а сонаправленным продолжением многовековой стремнины российской культурной, интеллектуальной и духовной мысли.
     
     Змей явился, извиваясь,
     Говорил:
     Я правду знаю.
     Клялся, подлый, Белым домом,
     Пятой думой и Кремлем.
     
     Я сказал, не извиняясь:
     Передай, ползучий, в стаю,
     На веку, к концу влекомом,
     Мы опалим вас огнем.
     Будет тот огонь всесильным.
     
     Мы запомним, —
     Он ответил.
     Мы подумаем,
     А вы-то
     Кто такие?
     Вас-то — нет!
     
     Я сказал:
     Не сном могильным,
     Но челом и мыслью светел,
     Дремлет Пушкин.
     Не забыто,
     Как он подарил сюжет
     Чудный Гоголю,
     И чудный
     Гоголь посмеялся вдоволь.
     Уж они воспрянут духом,
     И тогда...
     Избави Бог!
     День для вас настанет судный
     Это ж Пушкин!
     Это ж Гоголь!
     Сабли слов вам будут пухом.
     Страшен будет эпилог.
     
     Оборви цветы обмана, —
     Прошептал шипучий аспид.
     Не шампанского бутылка,
     Посерьезнее беда.
     
     Я сказал:
     У океана
     Жил художник Тыко Вылка.
     Помер,
     жизнь прожив не наспех,
     Но рисует иногда.
     Он об истине тоскует,
     И тоска его, носима
     Вьюгой над одной шестою,
     Не осядет в камыши.
     Он еще вас нарисует,
     Не чета Иерониму,
     Он убьет вас добротою,
     Светом красок и души.
     
     Ложь и бред угрозы эти, —
     Огрызнулся окаянный,
     Брызнув в ноги по-простецки
     Ядом с черного клыка.
     Я ответил:
     
     Жил на свете
     Благодатью осиянный
     Доктор Войно-Ясенецкий
     Отче праведный Лука,
     Гений гнойной хирургии
     И архиерей при этом.
     Дух сурового монаха,
     Ум и руки мудреца.
     Вам глаза проплавит светом
     Образ чистой панагии.
     Нож пробьет единым махом
     Ваши гнойные сердца.